Йомкипурное почти десятилетней давности
Oct. 1st, 2006 10:17 amВсем тем, кто того себе желает - ГМАР ХАТИМА ТОВА!
Опять, наперсник мой, настали дни Суда,
И рыбы в трепете попрятались туда,
Где мнят: их не настигнет длань Аллаха.
Скорлупками в волнах колеблются суда,
В свинец небес расплавилась вода,
Луна застыла каплей страха.
Искусный мореход спускает паруса,
Слюнявит палец, глядя в небеса
И, выставив его, пытаясь угадать
Откуда грянет шквал, он поминает мать.
Форштевня не видать в иссиня-черной мгле-
Видать настал и впрямь Суд Божий на земле.
Корячится червяк, прокляв свою двуполость.
За волостью в огне горит другая волость.
Гунявый мужичок, в руке картуз сминая,
Поклоны сразу бьет Перуну и Миколе.
От страха ошалев, их будет бить доколе
Не грянет Божий гнев, страшней чем рать Мамая.
Заносчивый хохол, разлив свою горилку,
С размаха в сала шмат уже не всадит вилку.
Надрывно воет кочет на заборе,
И парубку уже не до сисястой девки,
А девкам хуторским не до веселой спевки,
Когда, залив поля, к ним в хату входит море.
И егерь на лугу, застигнутый врасплох,
Божился, что всегда предчувствовал подвох.
Ногтями черными срывал с груди наколку
И, мерзко матерясь, барахтаясь в волнах,
Он долго шел ко дну, в раздувшихся штанах
Сжимая бесполезную двустволку.
1997
Опять, наперсник мой, настали дни Суда,
И рыбы в трепете попрятались туда,
Где мнят: их не настигнет длань Аллаха.
Скорлупками в волнах колеблются суда,
В свинец небес расплавилась вода,
Луна застыла каплей страха.
Искусный мореход спускает паруса,
Слюнявит палец, глядя в небеса
И, выставив его, пытаясь угадать
Откуда грянет шквал, он поминает мать.
Форштевня не видать в иссиня-черной мгле-
Видать настал и впрямь Суд Божий на земле.
Корячится червяк, прокляв свою двуполость.
За волостью в огне горит другая волость.
Гунявый мужичок, в руке картуз сминая,
Поклоны сразу бьет Перуну и Миколе.
От страха ошалев, их будет бить доколе
Не грянет Божий гнев, страшней чем рать Мамая.
Заносчивый хохол, разлив свою горилку,
С размаха в сала шмат уже не всадит вилку.
Надрывно воет кочет на заборе,
И парубку уже не до сисястой девки,
А девкам хуторским не до веселой спевки,
Когда, залив поля, к ним в хату входит море.
И егерь на лугу, застигнутый врасплох,
Божился, что всегда предчувствовал подвох.
Ногтями черными срывал с груди наколку
И, мерзко матерясь, барахтаясь в волнах,
Он долго шел ко дну, в раздувшихся штанах
Сжимая бесполезную двустволку.
1997